не могу не писать, само получается

Видимо, совсем больная на голову.
Глава 2. Жизнь ? борьба?
Появление на арене общественности совсем еще молодого Уильяма Альберта Эндри, а также его скандальный брак со своей приемной дочерью не остались без освещения в прессе. А как известно, любое внимание прессы легко превращает человека в мишень для злословия. Любой, кто бросает вызов обществу, кто хоть чуть-чуть выделяется из окружающей среды, немедленно оценивается светскими судьями, как потенциально опасный элемент, и начинается расследование: кто он, откуда взялся, что из себя представляет? Тем более, что возник Уильям в уважаемой всеми и известной семье, которая, если и не принадлежала по знатности рода к сливкам высшего общества, но тем не менее стараниями мадам Элрой, уже прочно закрепилась в светском мире Чикаго. Отношение к новичку общественного мнения выразилось в монологе Нила на свадьбе. У всех, кто раньше контактировал с семьей Эндри на светских приемах и вечеринках сложилось впечатление, будто их обманули. Более всего ленивых светских ханжей раздражала энергичность и открытость молодых супругов. Казалось, им дела нет до всех сплетен и пересудов, перешептываний и наговоров. Но это только казалось. На самом деле Кенди доставали вопросами в больнице, чем часто мешали нормально работать. А мадам Элрой перестали приглашать старые знакомые, что не могло не сказаться на настроении престарелой дамы. Немалую роль во всей этой кутерьме сыграла Элиза. Внешне придерживаясь вежливого нейтралитета, за глаза она чернила мадам Элрой, сетовала на незаслуженный обман, на ветреное отношение Уильяма Эндри к светскому этикету, распространяла слухи о сомнительном прошлом Кенди.
- Эти Эндри такие непредсказуемые, - можно было услышать от нее. Она как будто бы была обижена на своих родственников за их плохое поведение, хотя на самом деле сетовала, что ей теперь в этой семье больше ничего не светит.
Альберт, имея знакомства в гораздо более влиятельных кругах, и будучи вполне уверен в своем положении и капитале, смотрел на всю эту суету в желтой прессе, как на стаю гавкающих собак. Однако беспокойство за тетушку и Кенди заставило его вступить с ними в полемику. Его точка зрения сводилась к обличению светского общества, как устаревшего, изжившего себя аппарата, ни в коей мере не характеризующей человека. Напротив, он полагал, что избавившись от глупых предрассудков, каждый уважающий себя американец сможет проявить себя как личность в любом интересном ему и полезном для других деле. Что он гордится тем, что его жена работает медсестрой и помогает людям больше, чем наследством своего отца. Одним словом, дал понять, что управлять собой кучке людей, называющей себя высшим обществом, он не позволит. И как водится, его сразу же зауважали. Но зауважали по-разному. Уверенные в своей правоте старые аристократы отметили его открытость и смелое противостояние традициям, как проявление силы. И были готовы помогать сильному человеку завоевывать все большую территорию в чикагском бизнесе, с выгодой для себя, конечно.
- А этот Эндри совсем неплох, пожалуй далеко пойдет, - говорил про него какой-нибудь мистер Брукс своей супруге.
- И как это Элрой умудрялась его так долго прятать, - с притворным удивлением качала головой та. - Говорят, он не очень-то стремился к известности, и, кажется, еще долго болел.
Но были и такие, кто увидел в нем угрозу своему благополучию, чуть ли не революционера.
- Что-то много их стало, этих демократов последнее время среди молодежи, - сетовали эти осторожные граждане, - как бы не пошли на открытый конфликт. Как в России.